Ледяная баллада
Эдуард Асадов

Льды всё туже сжимают круг,
Весь экипаж по тревоге собран.
Словно от чьх-то гигантских рук
Трещат парохода стальные рёбра.

Воет пурга среди колких льдов,
Злая усмешка слышится в голосе:
-Ну что, капитан Георгий Седов,
Кончил отныне мечтать о полюсе?

Зря она, старая, глотку рвёт,
Неужто и вправду ей непонятно,
Что раньше растает полярный лёд,
Чем лейтенант повернёт обратно!

Команда - к Таймыру, назад, гуськом!
А он оставит лишь компас, карты,
Двух добровольцев, верёвку, нарты
И к полюсу дальше пойдёт пешком!

Фрам – капитанский косматый пёс,
Идти с командой назад не согласен.
Где быть ему? Это смешной вопрос!
Он даже с презреньем наморщил нос,
Ему – то вопрос абсолютно ясен!

Встал впереди на привычном месте
И на хозяина так взглянул,
Что тот лишь с улыбкой рукой махнул:
-Ладно, чего уж… вместе так вместе!

Одежда твердеет, как жесть под ветром,
А мгла не шутит, а холод жжёт,
И надо не девять взять километров,
Не девяносто, а девятьсот!

Но если на трудной стоишь дороге
И светит мечта тебе, как звезда,
То ты ни трусости, ни тревоги
Не выберешь в спутники никогда!

Вперёд, вперёд по торосистым льдам!
От стужи хрипит глуховатый голос.
Седов ещё шутит: - Ну что, брат Фрам,
Отыщешь по нюху Северный полюс?

Черную шерсть опушил мороз,
Но Фрам ничего – моряк не скулящий.
И пусть он всего лишь навсего пёс –
Он путешественник настоящий!

Снова медведем метёт пурга,
Пища – худое подобье рыбы.
Седов бы любого сломал врага:
И холод, и голод. Но вот цинга…
И ноги, распухшие, точно глыбы…

Матрос, расстроенно – озабочен,
Сказал: - Не стряслось бы какой беды.
Путь ещё дальний, а вы не очень…
А полюс… Да бог с ним! Ведь там, между прочим,
Всё то же: ни крыши и ни еды…

Добрый, но, право, смешной народ!
Неужто и вправду им непонятно,
Что раньше растает лёд,
Чем капитан повернёт обратно!

И, лёжа на нартах, он всё в метель,
Сверяясь с картой, смотрел упрямо,
Смотрел и щурился, как в прицел,
Как будто бы видел во мраке цель,
Там, впереди, меж ушами Фрама.

Солнце всё ниже… Мигнуло – и прочь…
Пожалуй, шансов уже никаких.
Над головой полярная ночь,
И в сутки по рыбине на двоих…

Полюс по – прежнему впереди.
Седов приподнялся над изголовьем:
-Кажется, баста! Конец пути…
Эх, я бы добрался, сумел дойти,
Когда б на недельку ещё здоровья…

Месяц жёлтым горел огнём,
Будто маяк в огне океана.
Боцман лоб осенил крестом:
Ну, вот и нет у нас капитана!

Последний и вечный его покой:
Холм изо льда под салют прощальный,
При свете месяца как хрустальный,
Зеленоватый и голубой….

Молча в обратный путь собрались
Горько, но надо спешить, однако.
Боцман льдинку смахнув с ресниц,
Сказал чуть слышно: - Пошли, сoбака!

И дома дела, и семейства ждут,
У Фрама же нет ничего дороже,
Чем друг, что навеки остался тут.
И люди напрасно его зовут:
Фрам уйти от него не может!

Снова кричат ему, странный народ,
Неужто и вправду им непонятно,
Что раньше растает полярный лёд,
Чем Фрам хоть на шаг повернёт обратно!

Взобрался на холм, заскользив отчаянно,
Улёгся и замер там, недвижим,
Как будто бы телом хотел своим
Ещё отогреть своего хозяина.

Шаги умолкли. И лишь мороз.
Да ветер, в смятенье, притихший рядом,
Видели, как костенеющий пёс
Свою последнюю службу нёс,
Уставясь в сумрак стеклянным взглядом.

Льдина кружится, кружат года,
Кружатся звёзды над облаками…
И внукам бессоннейшими ночами,
Быть может, увидится иногда,
Как медленно к солнцу плывут из мрака:
Герой, чьё имя хранит народ,
И Фрам – замечательная собака,
Как чёрный памятник, вросшая в лёд!

Что за выдумка, однако...
Ф. Искандер

Что за выдумка, однако:
Среди зимних сосен рыжих
Впереди бежит собака,
Сзади - девушка на лыжах.

Лёгкой палкою махая,
Поводок в руке внатяжку,
Мчит наездница лихая,
Рвётся храбрая упряжка...

Только пар качнулся зыбко
Над лыжнёй, слегка протёртой.
Мне запомнилась улыбка
На большой собачьей морде.

... Исчезает в дальней чаще
Серебристое виденье.
Ну а что такое счастье?
Чудо? Молодость? Везенье?

Может, зимняя дорога
Да весёлая отвага,
Да фантазии немного,
Да хорошая собака?
===============================================================================
Песнь о собаке
Сергей Есенин

Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.

До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.

А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.

По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать...
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.

А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.

В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.

И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.

1915 г.
===============================================================================

Друзей не продаю (июль 1989 г.)
Светлана Бочковская

Однажды в переполненном вагоне
Домой мы возвращались с Колобком
Он задремал, уткнувшись мне в ладони
Огромною лохматою башкой.

Пес неподвижен был, как изваяние,
В углу полусидел-полулежал
И все же привлекал к себе внимание
Устало-равнодушных горожан.

И среди них - причудливой толпою -
Каких-то пятеро невдалеке
Стоят и тараторят меж собою
На непонятном птичьем языке.

По их весьма красноречивым жестам
Совсем нетрудно было заключить,
Что стал мой пес объектом интереса
И что-то у меня хотят спросить.

На Ждановской вагон освободился,
Толпа людская хлынула в метро,
Один от той пятерки отделился
И к нам пошел, прищурившись хитро.

Подходит, денег вынимает пачку,
В непогрешимость веруя свою,
Бросает мне: "Почем продашь собачку?"
А я в ответ: "Друзей не продаю".

Ответ пришелся явно не по нраву,
Наглеющий торгаш не мог понять,
Как я посмела, по какому праву
Собаку к человеку приравнять,

Он, уходя, забористо ругался
На непонятном птичьем языке.
Шипели двери и вагон качался,
А пес дремал, свернувшись в уголке.
===============================================================================
Щенок
Саша Чёрный (1880-1934)

В углу сидит в корзинке фокс -
Пятинедельный гномик.
На лбу пятно блестит, как кокс.
Корзинка - теплый домик.
С любой туфлей вступает в бокс
Отважный этот комик.

В корзинке маленький апаш
Зарыл свои игрушки:
Каблук, чернильный карандаш,
Кусок сухой ватрушки,
И, свесив лапки за шалаш,
Сидит, развесив ушки.

Понять не может он никак, -
Притих и кротко дышит:
Там у окна сидит чудак
И третий час все пишет
Старался фокс и так и сяк,
Но человек не слышит:

Рычал, визжал, плясал у ног
И теребил за брюки,
Унес перчатку за порог
И даже выл от скуки,
Но человек молчит, как дог,
К столу приклеив руки.

Как глупо палочкой водить
По беленькой тетрадке!
Во всю помчался б лучше в прыть
До кухонной площадки.
Над печкой солнечная нить,
Полы вокруг так гладки.

Блестит солидный, темный шкаф.
Сиди и жди. Ни звука.
На печке бронзовый жираф -
Таинственная штука.
Фокс взвизгнул с болью в сердце: «Тяф!»
Молчать - такая мука.

И вдруг серьезный господин
Вскочил, как на резинке,
Швырнул тетрадку на камин
И подошел к корзинке.
И фокс, куда девался сплин,
Вмиг оседлал ботинки.

Как дети оба на ковре,
За лапы рвут друг дружку.
Фокс лезет в яростной игре
На самую макушку.
На лай, как эхо, во дворе
Дог гулко рявкнул в пушку.

Лучи сползаются в пучки.
Стрекочет сердце глухо.
Щенок устал. Закрыл зрачки,
Лизнул партнера в ухо.
Застыли строгие очки,
Трамвай жужжит, как муха.

Щенок в корзинке так похож
На карлика-лощадку.
По тельцу пробегает дрожь,
Врозь лапки, нос - в лопатку.
И человек вздохнул: «Ну что ж»
И снова за тетрадку.
===============================================================================

Ода собаке
С. Островский

Я чту в ней таинственную деликатность,
Грустно тебе, значит грустно ей,
И это умение делать приятность,
И этот азарт защищать людей.
Она не бывает несправедливой,
Не в чём не унизит тебя никогда,
Ты для неё самый умный. И самый красивый.
Вторник её. И её среда.
Её четверг. И её суббота,
Ты - это все её ночи и дни,
Ах, как она любит, когда ты приходишь с работы,
И вы остаётесь с нею одни!
Шепчет что-то. В глаза заглядывает,
Щекою жмётся к твоей груди.
И так, по-ребячьи лапы складывает,
Словно просит - не уходи!
И столько в ней жертвенного постоянства,
Так глаза её в этот момент хороши,
Что свет их легко проходит пространства
От её души до моей души!
===============================================================================
Не бейте брошенных собак...
Роберт Рождественский

Не бейте брошенных собак.
Их много - где кусты, заборы...
Им тяжело забраться в бак,
Чтоб перерыть очистков горы.
Не бейте брошенных собак...
И вечный голод, вечный страх
Стоит в глазах собак упреком,
Заледенел, замерз в глазах,
Замерз в глазах... Так одиноко...
Когда пес раньше был щенком
И бегал, и плескался в лужах,
Все беды были нипочем -
Он просто был кому-то нужен.
Подросший, двор свой охранял
И за кусок не продавался,
За честь хозяина стоял.
Но стар стал - и ни с чем остался.
И выдворен был со двора:
Там подошли клыки острее...
Пришла бродячая пора.
Бродягу пса кто пожалеет?
Поест с утра, что бог подал,
Не ясно - будет что на ужин?
И мир ему весь домом стал,
Весь мир... И никому не нужен...
Не бейте брошенных собак!
===============================================================================
Дворовых собак по-особому холят...
Роберт Рождественский

Дворовых собак
по-особому холят
за то, что они,
на луну подвывая,
от будки до дома
все ходят и ходят
под гулкою проволокой.
Как трамваи... Я их не тревожу.
Я с ними не знаюсь.
За это
они меня вправе облаивать...
Но жарко читать мне
спокойную надпись:
«Собак без ошейников
будут вылавливать».
За что их?
За внешность?
За клочья репейника?
За пыльную шерсть?
За неясность породы?
За то, что щенками
доплыли до берега?
Доплыли
и стали ошибкой природы?..
Собаки-изгои.
Собаки-отшельники.
Надрывней поминок.
Ребенка добрее.
Они бы надели
любые ошейники, надели бы!
Если б ошейники грели.
За что их?
У них же -
душа нараспашку.
Они ж
в Человечество верят
отчаянно!..
И детское:
«Мама, купи мне собачку...» -
в собачьих глазах
застывает печалинкой...
И вот, -
разуверившись в добрых волшебниках,
последнюю кость
закопав под кустами, -
собаки,
которые без ошейников,
уходят в леса.
Собираются в стаи...
Ты знаешь,
у них уже -
волчьи заботы!
Ты слышишь:
грохочут
ружейные полымя!
Сегодня мне снова
приснятся заборы.
И лязги цепные
за теми заборами.

Жила-поживала когда-то большая семья...
Мария Семенова, «Волкодав. Самоцветные горы», 2003 год

Жила-поживала когда-то большая семья.
Настала пора переезда в иные края.
Когда же мешки с барахлом выносили во двор,
У взрослых с детьми разгорелся нешуточный спор.
И «против» и «за» раздавались у них голоса —
Везти или нет им с собою дворового пса.

А тот, чьих зубов опасался полуночный вор,
Лежал и внимательно слушал людской разговор.
Я стал им не нужен... Зачем притворяться живым?»
И больше не поднял с натруженных лап головы.

Спустя поколение снова настал переезд
На поиски более щедрых и солнечных мест.
И бывшие дети решали над грудой мешков —
Везти или нет им с собою своих стариков.
===============================================================================
Это было давно...
Мария Семенова, «Волкодав. Самоцветные горы», 2003 год

Это было давно,
Да запомнилось людям навек.
Жил в деревне лесной
Старый дед с бородою как снег.
Кособочился тын
Пустоватого дома вокруг:
Рано умерли сын
И невестка, но радовал внук.
Для него и трудил себя дед,
На печи не лежал,
На охоту ходил
И хорошую лайку держал.
Внук любил наблюдать,
Как возились щенки во дворе:
Чисто рыжие — в мать
И в породу её матерей.
Но однажды, когда
По-весеннему капало с крыш,
Вот ещё ерунда! —
Родился черно-пегий малыш.
«Знать, породе конец! —
Молвил дед. — Утоплю поутру...»
Тут взмолился малец:
«Я себе его, дед, заберу!
Пусть побудет пока,
Пусть со всеми сосёт молоко...»
Но пронять старика
Оказалось не так-то легко.
Вот рассвет заалел...
Снились внуку охота и лес,
Дед ушанку надел
И в тяжёлые валенки влез
Снился внуку привал
И пятнистая шёрстка дружка...
Дед за шиворот взял
И в котомку упрятал щенка.
«Ишь, собрался куда!
Это с пегим-то, слыхана речь!
Что щенок? Ерунда!
Наше дело — породу беречь.
Ну, поплачет чуток,
А назавтра забудет о чём...»
...И скулящий мешок
Канул в воду, покинув плечо...
«Вот и ладно...» Хотел
Возвращаться он в избу свою,
Тут внучок подоспел —
И с разбега — бултых в полынью!
«Что ты делаешь, дед!
Я же с ним на охоту хотел...»
Внук двенадцати лет
Удался не по возрасту смел.
Только ахнул старик...
Не успел даже прянуть вперёд,
А течение вмиг
Утянуло мальчонку под лёд.
Разбежались круги
В равнодушной холодной воде...
Вот такие торги
И такая цена ерунде.
Без хозяина двор,
Догнивает обрушенный кров...
...А в деревне с тех пор
Никогда не топили щенков.
===============================================================================
Шла девчонка по лесу морозной зимой...
Мария Семенова, «Волкодав. Самоцветные горы», 2003 год

Шла девчонка по лесу морозной зимой.
Из гостей возвращалась на лыжах домой.
И всего-то идти оставалось версту —
Да попался навстречу косматый шатун.

Отощалый, забывший о вкусе добыч...
Неожиданно встретивший лёгкую дичь...
Тут беги не беги – пропадёшь всё равно:
Разорвёт и сожрёт под корявой сосной.

Обомлела девчонка, закрыла глаза...
Оттого и не сразу приметила пса.
И откуда он там появился, тот пёс?
Может, вовсе с небес? Или из-за берёз?

Он мохнатой стрелой перепрыгнул сугроб!
Людоеда-медведя отбросил и сгрёб!..
Под покровом лесным, у девчонкиных ног
По кровавой поляне катался клубок.

Две железные пасти роняли слюну:
Посильнее схватить!.. Побольнее рвануть!..
Эхо грозного рыка дробилось вдали.
Когти шкуру пороли и воздух секли,

Оставляя следы на древесной коре...
Только смерть прервала поединок зверей.
Потревоженный иней с ветвей облетал.
Морщил морду медвежью застывший оскал.

Невозможной победе всю душу отдав,
Чуть живой распластался в снегу волкодав...
И тогда-то, заслышав о помощи крик,
Появился из леса охотник-старик.

Оглядевшись, качнул он седой головой:
«Век живу, а подобное вижу впервой!
Ну и пёс!.. Это ж надо — свалил шатуна!
Да подобных сoбак на сто тысяч одна!

Но сумеет ли жить — вот чего не пойму...
Ты ли, внученька, будешь хозяйка ему?»

Вот вам первый исход.
«Нет, — сказала она. —
«Не видала его я до этого дня...»
И охотник со вздохом промолвил: «Ну что ж...»
И из ножен достал остро вспыхнувший нож...

А второй не чета был такому исход.
«Мой! — она закричала, бросаясь вперёд. —
Коль сумел заступиться — отныне он мой!
Помоги отнести его, старче, домой!»

А теперь отвечай, правоверный народ:
Сообразнее с жизнью который исход?

Подворье бывшее так пусто...
Лариса Васильева

Подворье бывшее так пусто,
Хожу по стёршимся следам,
И бурьяны восходят густо,
Где огороды были - там

Зияет дом - и я не мимо.
Как всё мертво и гулко тут,
Лишь запахи неуловимо
Ещё житейские живут.

Вот полка, где была икона,
Вот место, где стояла печь.
Какого пасынки закона
Всё это не смогли сберечь,

Ушли на прииски, на поиск
Иных забот, щедрот и льгот.
От голубого платья пояс
Который год хозяйку ждёт.

Но кто-то дышит здесь.
Однако
Я ошибалась, кто-то есть:
Глухая, белая сoбака
Хранит родного дома честь.

Худая, с впалыми боками,
Сердито на меня глядит
И перед жирными кусками,
Как подобает, устоит.

Я выхожу.
Собака тоже.
Она довольна - я была
Предобросовестной прохожей,
Я ни пылинки не взяла.

Река течёт под жёлтой кручей.
На дальнем берегу сосна,
как будто бы в тоске горючей
К седой волне наклонена.

Как я звала собаку эту
Движеньем глаз, и губ, и рук
Идти со мной по белу свету -
Кому не нужен верный друг!

Она не слышала, глухая,
Но понимала и в ответ,
Хвостом опущенным махая,
Мне молча отвечала:
- Нет!
===============================================================================
Памяти Топуша
Ирина Иваницкая

Словечко емкое «Гулять!»
В себя включает много истин.
И мы вдвоем идем опять
Топтать ковры осенних листьев,
Смотреть и слушать, отмечать
Свой путь сквозь легкий лепет сада
Шаги считать, стихи читать
И ощущать значенье «Рядом»,
И радоваться тишине,
И удивляться разным встречным
Друг друга громко звать: «Ко мне!»
И молча размышлять о вечном,
И знать, что помыслы чисты,
Что строй душевный одинаков –
Так, отрешась от суеты,
Идем гулять вдвоем с сoбакой.
===============================================================================
Жил да был Человек. И была у него лишь собака...
Ефим Хаят

Жил да был Человек. И была у него лишь собака.
Ни жены, ни детей.. Сам по жизни судьбу свою нес.
После смерти его оказалось, что некому плакать,
Так как в вечность ушел за хозяином преданный пес.

Ну а там – долгий путь. Ни воды, ни травинки, ни злака.
Изнуряет жара. По пескам расстилается дым.
Человек еле шел. Но ему помогала собака,
Пес, который готов был и в пекло идти вместе с ним.

Вдруг пред ними предстал дивный сад, где фонтаны сверкают.
Водопады, дворцы – изобильем был взор восхищен.
И привратник сказал: "Заходи! Тебя рай ожидает!
Но собакам сюда без сомнения вход воспрещен".

Он ушел от ворот. Долго ль шел - кто об этом узнает?
Шел, и падал, и шел - без надежд, дикой жаждой томим.
Но ни разу с тех пор не жалел о потерянном рае.
И собака его неизменно трусила за ним.

Время там не течет. Не светает там и не темнеет.
И ничтожно все то, что значительным кажется нам.
Новый сад впереди... Просто ферма – уютней, скромнее.
Человек постучал... А собака прижалась к ногам.

Человек прохрипел: «Я с дороги и снова в дорогу».
И хрипел верный пес. И был хрип непохожим на лай.
«Дайте каплю воды - и собаке, и мне. Ради Бога!»
И Привратник сказал: "Заходите. Вас ждут. Это рай."

"Был бы рад я войти. Как мечтал я о рае! Однако...
Не впускаете пса, и останусь я с другом моим."
И привратник сказал: "Заходите к нам вместе с собакой."
И вошел человек. И собака вошла вместе с ним.

"Ну а тот дивный сад? Сад, где вывеска точно такая?
Что не дал нам двоим насладиться прохладой своей?"
И привратник сказал: "Тот мираж - только видимость рая.
Это ад. Он для тех, кто бросает в дороге друзей."

Варлам Шаламов

1.

Много знаю я сoбак —
Романтических дворняг:
Пресловутая Муму
С детства спит в моем дому,
Сердобольная Каштанка
Меня будит спозаранку,
А излюбленная Жучка
У дверной танцует ручки,
И показывает удаль
Знаменитый белый пудель...

Много знаю я и прочих —
Сеттеров, борзых и гончих.
Их Тургенев и Толстой
Приводили в лес густой...

2.

Скоро я моих друзей
Поведу в большой музей;
В зал такой открою двери,
Где живут Чукотки звери.

Там приземистый медведь
Может грозно зареветь.
Там при взгляде росомахи
Шевелится шерсть от страха.

Там лиса стального цвета —
Будто краски рыжей нету,
И хитрющая лиса
Окунулась в небеса.

Рысь защелкает когтями
Над собаками-гостями,
И зловещ рысиный щелк,
И его боится волк.

Что ж к дверям вы сбились в кучку
И попрятались за Жучку,
Мои милые друзья,
Не слыхавшие ружья?

Вы привыкли к детской соске,
Вы, слюнявые барбоски!
Напугает тот музей
Моих маленьких друзей.

3.

Где же те, что в этом мире
Как в своей живут квартире,
Где же псы сторожевые,
Где упряжки ездовые.

Почтальоны, ямщики
И разведчики тайги,
Что по каменным карьерам
Без дорог летят карьером?

Задыхаясь от пурги
Среди воющей тайги,
Полумертвые от бега,
Закусили свежим снегом

И опять в далекий путь,
Намозоля ремнем грудь.
Вы, рожденные в сугробах, —
Вам сугробы были гробом.

И метель, визжа от злости,
Разметала ваши кости.
Вы торосистыми льдами
Шли медвежьими следами,

Растирая лапы в кровь,
Воскресая вновь и вновь,
Никогда вы не видали
На груди своей медали.

Ведь на полюс раньше Пири
Первой в мире, первой в мире
Добрела его собака,
Неизвестная, однако.

Кто почтил похвальным словом
Псов Георгия Седова?
Их, свидетелей трагедий,
Съели белые медведи.

Сколько их тащило нарты
Курс на норд по рваной карте
В ледяных полях полярных,
Запряженные попарно!

И в урочищах бесплодных
Сколько их брело голодных
Битых палками в пути!
Где могилы их найти?

4.

Сколько раз я, замирая,
Сам пути себе не зная,
Потеряв и след, и свет,

Выходил на звуки лая,
Чтоб моя тропа земная,
Стежка горестей и бед

В том лесу не обрывалась,
Чтобы силы оставалось
У меня на много лет.

Легенда о Громе
Автор неизвестен

Застава, застава, страны бастион,
Врага остановит надежный заслон
И ночью и днем, на морозе и в град
Здесь службу несет пограничный отряд.

Шагают солдаты, все видят вокруг
А с ними овчарка, их преданный друг
И если лазутчик в наш край проползет
Овчарка его непременно найдет.

Притихла застава средь сонных лугов,
Живет здесь легенда далеких годов,
Легенда о дружбе на страшной войне,
О дружбе, которая смерти сильней.

Пес знал свое дело, был смел и силен -
недаром был кличкою Гром наделен.
Бойцы на заставе любили его,
Помощника видели в нем своего...

Пес связан был дружбою самой большой
С одним человеком - Кузьмой, старшиной
Ведь именно с ним в предвоенные дни
17 шпионов поймали они.

Когда на рассвете дремал еще луг,
Внезапно земля загудела вокруг...
От грохота сразу проснулся же Гром,
Скорей, из вольера к заставе бегом!
Тревога, тревога - команды слышны,
Повсюду границу враги обошли...
Окутался дымом рассветный простор,
Бойцы по команде заполнили двор.

Кричит старшина им - «Ребята, за мной!»
И все пограничники ринулись в бой.
Но снова и снова по склонам холмов
Ползут саранчою шеренги врагов...
Вот-вот уж возьмут они наших в кольцо...
Осталась в живых только горстка бойцов.
Застава, застава, последний редут -
Отсюда они никуда не уйдут.

Сидит в уголке настороженный Гром,
И ждет - неужели забыли о нем?
И вдруг он почуял, увидел Кузьму -
Подполз и кладет тот в ошейник ему
Записку и шепчет: "Ну, Гром, выручай,
Нам трудно отбиться от вражеских стай -
Они нам отрезали в город пути...
Известие это в отряд донести один лишь ты можешь,
А мы будем тут, пока нам из города помощь пришлют."

Но Грома просить и не надо, он сам
Готов был помочь старшине и друзьям...
Прополз незаметно сквозь вражеский строй
И в город знакомый помчался стрелой!

Добрался! Но что это - сниться ль ему?
Весь город пылает, весь город в дыму!
И Гром возвращается, мчится назад,
Туда, где застава, где пули как град...
Где парни-герои в неравном бою
Сражаются насмерть за землю свою.

Он плыл через речку, он брел через луг,
Добрался, прислушался - тихо вокруг.
Гранаты не рвутся, и выстрелов нет,
Застава молчит, лишь фуражки солдат
На черной траве неподвижно лежат.
Их воинам славным уже не надеть -
Они по геройски здесь встретили смерть.

Вдруг Гром встрепенулся весь. Кто это тут?
К заставе незваные гости идут...
Играет один на гармошке губной,
Другой же фуражки швыряет ногой.

Как молния Гром на фашистов напал -
Он рвал, он кусал, он за горло хватал.
Что пес одинок, догадались потом -
Стрельба началась, но исчез уже Гром.

Он тенью метнулся к далеким холмам,
Где густо клубились и дым,и туман.
Минуло три года жестоких боев,
Фашистов прогнали из наших краев.
Теперь им вовек не вернуться сюда,
Идет по Европе советский солдат.

Застава, застава - не смолкли бои,
А ты уже снова встаешь из руин.
Сюда пограничники снова пришли -
Священна граница советской земли.
Поэтому здесь раздаются с утра
Жужжанье пилы, перестук топора.

На бревнах уселася группа солдат -
О доме, о службе они говорят.
Чуть-чуть отдохнут - и прибавится сил.
Тогда-то один пограничник спросил:
«А правда, ребята, что наш капитан
Войну повстречал на одной из застав?»

«Да, правда, но был он тогда старшиной.
И принял он именно здесь первый бой.
Их было немного - лишь 20 солдат,
Но сотен фашистов здесь кости лежат.
Когда же остались они впятером -
Их ночью повел старшина напролом».

И снова солдаты за дело взялись -
Чтоб стены заставы скорей поднялись.
Один из солдат вдруг сказал: «Погляди,
Худющий тот пес и сегодня сидит.
Вон там, за кустами, который уж день
У нашей заставы он бродит как тень»

Пришел командир, услыхал разговор.
На пса за кустами направил свой взор...
И пес полетел, подминая бурьян -
Туда, где с бойцами стоял капитан.
И от удивленного возгласа: «Гром!!!»
На шумном дворе все затихло кругом.

Впервые солдатам увидеть пришлось,
Как плакал начальник заставы, а пес
Скулил и смотрел капитану в глаза,
Лизал его щеки, медали лизал.
Как будто хотел ему этим сказать,
Как рад он, что встретился с другом опять.

Застава, застава - ты страж тишины.
Замок на границе советской страны.
Уж новое племя здесь службу несет,
Но эта легенда и ныне живет.
Легенда о верности, дружбе большой,
О Громе, который вновь друга нашел.

Верность
Автор неизвестен

Негромко хлопнув, затворилась дверь,
А в след смотрели карие глаза.
Ну что ж, собака, сделаешь теперь?
А с шерсти на пол сорвалась слеза.

Лежал на полке, слушал стук колес,
А поезд уносил куда-то вдаль,
Вздыхал один в квартире верный пес -
В глазах слеза, застывшая печаль.
Соседка принесла ему еду,
Но отвернулся, в лапы спрятав нос,
Как будто бы в тумане... иль в бреду
Лишь только вздернулся и опустился хвост.

Четыре дня! Четыре долгих дня,
И вот уж поезд мчит его назад!
Он рад родного города огням
И встрече предстоящей очень рад!
Взбежал по лестнице - и ключ в замок,
Ах, кажется все было так давно,
Родного дома преступил порог,
А в комнате... Разбитое окно.

Нос по ветру, ища знакомый след,
Собака шла по запаху, но вот,
Упала, обессиленная в снег
Не веря, что ее он бросить мог.
А карие глаза глядели вдаль,
Замерзли лапы и поджался хвост
И воем с глотки вырвалась печаль,
Но вдруг задвигался холодный черный нос.
Знакомый запах? Да! Знаком! Знаком!
И лапы позабыли вдруг про боль -
Вперед, за милым слабым ветерком
Влекла его собачая любовь!
Сбивая лапы в кровь о мерзлый лед,
Спешила, красный высунув язык
Туда, где человек, скучая, ждет,
Что б радостный его услышать вскрик,
Что б заглянуть в счастливые глаза,
Услышать ласковый, знакомый смех!
Но... Заскрипели, взвизгнув, тормоза
Отбросив пса на мягкий рыхлый снег.
Ползком вперед, а сзади следом кровь,
Туда, где свет горит в родном окне
Влекла его собачая любовь
Но... Не дополз... Уткнулся мордой в снег.

А в даль глядят потухшие глаза,
Как будто видят, что не видно мне.
На шерсти - белым хрусталем слеза,
А с неба падает пушистый мягкий снег...